Вторая мировая война привела как к значительным социально-экономическим и политическим изменениям внутри Великобритании, так и к необходимости поиска нового места страны на международной арене. Сохранение крупнейшей колониальной империи и глобального военного присутствия давало британскому политическому руководству формальные основания претендовать на сохранение статуса великой державы. Однако подорванная войной экономика делала ее слабым звеном в «Большой тройке» антигитлеровской коалиции. Несмотря на то, что часть левого крыла лейбористской партии, победившей на всеобщих парламентских выборах в 1945 г., непродолжительное время питала иллюзии относительно возможности перехода к некой «социалистической внешней политике», для партийного руководства никогда не существовало проблемы выбора между двумя сверхдержавами¹.

По сути единственной попыткой предложить некую альтернативу формирующейся биполярной системе стала концепция «третьей силы» или Западного союза британского министра иностранных дел Эрнста Бевина (1945—1951). Свое видение подобного объединения он изложил в начале 1948 г. в меморандуме «Первая цель британской внешней политики». В этом небольшом по объему документе Э.Бевин заявляет о недостаточности постро-ения физических препятствий на пути коммунистической угрозы и необходимости консолидации «этических и духовных сил» западной цивилизации в виде Западного союза. Новое объединение по возможности должно было включить в себя Скандинавию, страны Бенилюкса, Францию, Португалию, Италию и Грецию, а также, как только позволят обстоятельства, «Испанию и Германию, без которых никакая западная система не будет полноценной». Для нас интерес представляет не сама идея Западного союза, которая в известной степени схожа с концепцией «трех окружностей»*, поскольку непременным условием существования данного объединения, по Бевину, была его поддержка США и доминионами. Любопытна та роль, которую министр иностранных дел отводил собственной стране. Великобритания была призвана стать моральным и духовным лидером Запада в борьбе с коммунизмом². По сути Бевин предложил некую «этическую внешнюю политику», термин, который в конце ХХ в. ввели в оборот «новые лейбористы» Энтони Блэра для характеристики собственной внешнеполитической доктрины. Именно в этом контексте и представляет интерес рассмотрение политики лейбористского правительства Клемента Эттли (1945—1951) в отношении франкистской Испании.

Сохранение франкистского режима в Испании после окончания Второй мировой войны превратилось в острую международную проблему. В отечественной историографии отдельные аспекты британской политики по этому вопросу получили достойное освещение. Можно вспомнить классические труды по истории Испании Светланы Петровны Пожарской³ и Александра Артуровича Сагомоняна⁴. В зарубежной историографии, прежде всего англоязычной, изучению позиции британского руководства в отношении Испании в контексте дискуссий вокруг режима Франсиско Франко среди западных союзников также уделено заметное внимание⁵. Однако если позиция «умиротворителя Франко» на заключительном этапе Второй мировой войны Уинстона Черчилля вполне укладывается в его образ «реального политика»⁶, то мотивы действий в отношении Испании пришедших на смену консерваторам лейбористов, заявлявших о Великобритании как о моральном лидере западного мира, требуют дальнейшего анализа.

Впервые на официальном уровне Эттли и Бевин смогли обозначить свою позицию по Испании в ходе Потсдамской конференции в июле-августе 1945 г. Сама проблема была поднята советской стороной в начале встречи «Большой тройки», когда Великобританию еще представляли У.Черчилль и Энтони Иден. В «Предложениях делегации СССР по вопросу о режиме Франко» содержались следующие рекомендации Организации Объединенных Наций: порвать всякие отношения с правительством Франко; оказать поддержку демократическим силам Испании и дать возможность испанскому народу создать такой режим, который соответствует его воле⁷. В ходе бурного обсуждения на заседании 19 июля 1945 г. выявились значительные разногласия между участниками «Большой тройки». Иосиф Виссарионович Сталин занимал наиболее жесткую позицию. Не призывая к насильственному свержению режима, он полагал необходимым оказать всемерное дипломатическое давление на Франко. Позиция западных союзников, прежде всего Великобритании, была значительно более сдержанной. Озвученный Черчиллем подход сводился к признанию того, что хоть каудильо и является крайне неприятной фигурой, однако, поскольку Испания в годы войны придерживалась нейтральной позиции, вопрос о ее политическом устройстве является ее внутренним делом⁸. Этой же линии придерживались и сменившие Черчилля и Идена в Потсдаме Эттли и Бевин. Итоговый компромисс был отражен в «Протоколе Берлинской конференции трех великих держав (1 августа 1945 г.)»: «Три Правительства считают себя, однако, обязанными разъяснить, что они со своей стороны не будут поддерживать просьбу о принятии в члены [ООН. — Д.П., Н.П.], заявленную теперешним Испанским Правительством, которое, будучи создано при поддержке держав оси, не обладает, ввиду своего происхождения, своего характера, своей деятельности и своей тесной связи с государствами-агрессорами, качествами, необходимыми для такого членства»⁹.

Следует отметить, что с окончанием войны испанский вопрос для Великобритании оказался весьма сложным, а подход к его разрешению далеко не всегда зависел только от воли лейбористского правительства. Испания имела важное значение для британских стратегических и экономических интересов. Захватив в 1704 г. Гибралтар, Великобритания обзавелась общей с Испанией границей и установила контроль над проливом, соединяющим Средиземное море и Атлантический океан. Сохранение здесь военно-морской базы рассматривалось как непременное условие защиты жизненно важных интересов страны. С другой стороны, в межвоенный период Великобритания стала крупнейшим торговым партнером Испании, потеснив на ее рынках товары из США и Германии. В ходе испанской гражданской войны британское правительство придерживалось политики невмешательства, а 27 февраля 1939 г. вместе с Францией de jure признала новый режим. Весной 1939 г. в Соединенном королевстве весьма оптимистично смотрели на перспективы двусторонних отношений. Британцы надеялись поучаствовать в экономическом восстановлении Испании, а взамен рассчитывали на нейтралитет Франко в случае любого европейского конфликта. Однако подобным надеждам не суждено было пережить период войны. В 1945 г. правительство не могло рассчитывать на какую-либо положительную реакцию британского общественного мнения в случае сближения с франкистской Испанией, учитывая ее моральную и материальную поддержку нацистской Германии. Поэтому Бевин в ходе своего первого выступления в качестве министра иностранных дел в палате общин во время дебатов по тронной речи 20 августа 1945 г. относительно «очень популярной» испанской темы мог сказать лишь о том, что вмешательство иностранных держав во внутренние дела этой страны крайне нежелательно, поскольку приведет исключительно к усилению позиций франкистов¹⁰.

Если исходить из господствующих в конце войны среди кадровых работников Форин-офис взглядов на послевоенное устройство Европы, то следует подчеркнуть, что Великобританию больше всего устроила бы любая либеральная альтернатива режиму Франко в Испании: либо в форме конституционной монархии, либо — парламентской республики. В подтверждение сошлемся на известный меморандум Орма Сарджента, занимавшего в тот момент должность помощника постоянного заместителя министра иностранных дел, «Обзор ситуации после дня победы в Европе». Документ был подготовлен в начале июля 1945 г. по инициативе Идена и вызвал оживленную дискуссию в британских политических кругах. Оставим в стороне оценку рассуждений О.Сарджента о послевоенном мировом устройстве и месте Великобритании в нем и отметим, что одним из важнейших принципов британской внешнеполитической деятельности, по мнению автора, должно было стать следование «политике “либерализма”». Ради этого «мы должны рисковать и даже действовать временами решительнее, чем позволяют наши политические возможности. Мы, например, не должны останавливаться перед дипломатическим вмешательством во внутренние дела других стран в случае, если им грозит утрата либеральных институтов или их политической независимости»¹¹.

Однако данная отвлеченная идея уравновешивалась прагматичными соображениями относительно необходимости сохранения стабильности на Иберийском полуострове, что в первую очередь предполагало недопущение усиления позиций коммунистов, а, следовательно, и Советского Союза в регионе. В мае 1946 г. в Форин-офис отмечали «возросший за последние восемь месяцев интерес советского правительства к Испании» и усиление пропаганды против каудилизма, поскольку «оно смотрит на ситуацию в Испании как ниспосланную небесами возможность создать проблемы для западных демократий и совершить в конечном итоге здесь революцию с приходом к власти крайне левого правительства, что даст Советам сферу влияния значительной стратегической важности в юго-западном углу Европы». В британском министерстве иностранных дел полагали, что единственное, чего не хотело советское руководство, так это компромиссного решения проблемы, поскольку оно осложнило бы приход к власти левых. Исходя из этого, для СССР было выгоднее временное сохранение у власти Франко, что давало возможности для активной пропагандистской кампании и вело к дальнейшей поляризации испанского общества, а представители левого крыла все более связывали бы надежды на решение ситуации с Советским Союзом¹².

С точки зрения британского правительства любая попытка военным, экономическим или даже дипломатическим путем свергнуть режим Франко несла с собой угрозу дестабилизировать весь регион, в то время как все северное Средиземноморье от Франции до Балкан было уже нестабильно из-за действий коммунистов. Любые революционные события в Испании практически неизбежно затронули бы британские имперские коммуникации в Средиземноморье. Нельзя было исключать и возможные контрмеры каудильо в случае попытки его силового смещения. Например, он мог серьезно осложнить жизнь британцам в Гибралтаре. Здесь важно отметить, что большинство членов кабинета министров, включая Бевина, а также Комитет начальников штабов и постоянный состав Форин-офис разделяли традиционный взгляд на значение Средиземного моря для британской политики. В меморандуме, посвященном будущему итальянских колоний и советским претензиям на них, Бевин отмечал: «Гарантия маршрута через Средиземное море и Средний Восток является жизненно важной для безопасности британской империи»¹³. Развернутую аргументацию он дал в меморандуме от 13 марта 1946 г. Помимо военного значения физическое присутствие в регионе обеспечивало Великобритании доминирование в Южной Европе и возможность оказывать влияние на ситуацию во Франции, Италии, Греции, Югославии, Турции, а также на Среднем Востоке. «Если мы уйдем из Средиземноморья, то наше место займет Россия, и история стран региона с точки зрения торговли, экономики и демократии закончится»¹⁴. Заметим, что практически единственным человеком, который полагал необходимым отказаться от традиционной политики в Средиземноморье, был премьер-министр Эттли. Он считал, что контролировать регион за счет военно-морской мощи и опорных баз можно было в XIX в., а в эпоху развития авиации единственной структурой, которая могла бы обеспечить безопасность британской империи являлась ООН¹⁵. Собственно в полемике с ним и появились меморандумы Бевина, которые отражали господствующие среди политического и военного руководства страны взгляды. Дискуссии о политике в регионе продолжались на протяжении 1945—1946 гг., но в начале 1947 г. Эттли был вынужден капитулировать перед лицом тотальной оппозиции своим взглядам.

С другой стороны, проявить полную пассивность в испанском вопросе для лейбористского правительства означало попасть в весьма уязвимое положение с точки зрения британского и в целом западного общественного мнения, которое становилось все более нетерпимым к режиму Франко. В телеграмме Виктору Маллету, британскому послу в Испании в 1945— 1946 гг., Бевин отмечал, что испанская ситуация вызывает у него большую озабоченность из-за серьезного давления в парламенте. Говоря о своем нежелании «слишком вмешиваться во внутренние дела Испании, за исключением поддержания некоторого давления в надежде, что испанскому народу будет дана возможность самому урегулировать этот вопрос», министр отмечал, что «мировое общественное мнение становится очень сильным», и в ближайшем время могут возникнуть серьезные проблемы в случае нежелания Франко идти на уступки¹⁶. Таким образом, лейбористское правительство во второй половине 1945 — начале 1946 г. должно было решить, какую политическую линию избрать в отношении Испании: активную, предусматривающую санкции и силовое давление, или пассивную, ограничивающуюся некоторым воздействием на Франко с целью заставить его уйти или пойти на некоторую либерализацию режима. Бевин, следуя в этом смысле за мнением постоянного состава Форин-офис, явно тяготел ко второму варианту. В телефонном разговоре с Жоржем Бидо — на тот момент министром иностранных дел Франции — в ответ на высказывание последнего о том, что Франция в любой момент может разорвать дипломатические отношения с Испанией, он заявил, что с его точки зрения каудилизм скоро падет, и ежедневное давление на него более эффективно, чем разрыв отношений. Кроме того, британское правительство не хочет начала в Испании новой гражданской войны, к которой может привести прямое вмешательство иностранных держав¹⁷.

На протяжении всего 1946 г. некоторая неопределенность в позиции британского правительства сохранялась. Лейбористам хотелось бы избавиться от Франко, но так, чтобы это произошло само собой, без их прямого участия. Соображения геополитического и экономического характера не позволяли им предпринять активные действия. Любопытна с этой точки зрения беседа Бевина с Маллетом, состоявшаяся в начале октября. На прямой вопрос Бевина, можно ли что-то предпринять для изгнания диктатора, Маллет ответил, что любое применение силы, в том числе в виде экономических санкций, приведет к обострению во всем регионе, а также вызовет осложнения с Аргентиной, которая в лице президента Хуана Перона явно симпатизировала Испании¹⁸. Для Великобритании эта тема также была весьма чувствительна, поскольку в условиях дефицита внешнеторгового баланса сохранить с Аргентиной хорошие торгово-экономические отношения для нее было крайне важно.

В испанском вопросе экономические связи тоже стояли не на последнем месте. Несмотря на сложности политического порядка, торговля между Великобританией и Испанией продолжала развиваться довольно активно. Испания поставляла в Великобританию продукты питания, главным образом, свежие фрукты; около 50% необходимого стране поташа, важнейшего калийного удобрения; почти 100% пирита, или серного колчедана, использовавшегося в те времена для изготовления серы и серной кислоты; железную руду¹⁹. Заменить испанские поставки оказалось сложно и потребовало бы дополнительных расходов в долларах, острый дефицит которых был постоянной головной болью правительства.

Возвращаясь к беседе Бевина с Маллетом, отметим еще ряд тем, волновавших министра иностранных дел. Прежде всего, это — вопрос о характере возможного будущего государственного устройства Испании. Бевин критически отнесся к идее реставрации монархии, поскольку в лейбористской партии она ассоциировалась с крайне неоднозначной фигурой Альфонсо XIII (1886—1931). Однако он полагал, что британское правительство публично не должно высказываться в пользу той или иной формы правления до тех пор, пока ситуация в Испании не прояснится. Маллет согласился с тем, что «нежелательно правительству Его Величества обременять себя поддержкой какого-либо конкретного режима, пока он не получит власти. Однако, когда этот режим утвердится, неважно — республиканский или монархический, его надо будет признать быстро»²⁰.

В связи с будущим Испании в беседе была затронута проблема возможных кандидатур на ведущие государственные посты в случае смещения каудильо. Очевидно, что Бевин не имел определенной позиции в этом вопросе, а посол критически высказался об испанских политических изгнанниках как возможной альтернативе Франко. Причем скепсис распространялся как на монархистов, так и на республиканцев разного толка, поскольку «все они жили прошлым». Приход коммунистов-республиканцев к власти был для британской стороны неприемлем по очевидным соображениям. Однако осторожный подход проявлялся и к более умеренной части сторонников республики. Например, Бевин отказался встречаться с Хосе Хиралем — одним из учредителей Народного фронта Испании, затем — главой правительства, а с сентября 1945 по январь 1947 г. — премьер-министром Испанской республики в эмиграции²¹. Таким образом, в умах британской политической и дипломатической элиты не было реальной альтернативы каудильо, который рассматривался как, безусловно, меньшее из зол.

Хорошей иллюстрацией британской политики в отношении Франсиско Франко служит позиция представителей Великобритании, высказывавшаяся в ходе обсуждения испанской проблемы в ООН на протяжении 1946 г. Первая серьезная дискуссия развернулась в Совете Безопасности в апреле вокруг проекта резолюции, предложенной польским представителем Оскаром Ланге. Отметим, что британская сторона вообще была против вынесения испанского вопроса на рассмотрение Совета. В начале 1946 г. между США, Великобританией и Францией шли интенсивные консультации с целью выработать единый подход к испанской проблеме. Позиция правительства Эттли была четко сформулирована в памятной записке, направленной британским посольством в США в Государственный департамент. В документе подчеркивается категорическое несогласие с мнением Бидо, который предлагал передать вопрос на рассмотрение Совета Безопасности на основании того, что «испанская ситуация создает угрозу международному миру и безопасности». Великобритания полагала, что спор о характере испанского правительств может вестись только внутри Испании, которая в настоящее время не представляет угрозы ни для одного государства. В записке содержались аргументы и против экономических санкций, которые одновременно с политическим давлением на Испанию могут привести лишь к усилению позиций диктатора в глазах испанского народа²².

Между тем в проекте польской резолюции указывалось на необходимость разрыва дипломатических отношений с Испанией тем странам, которые их сохраняли, поскольку «существование и действия режима Франко в Испании привели к международным трениям и создали угрозу международному миру и безопасности»²³. Цель польского проекта была очевид-на — подвести франкистскую Испанию под действие главы VII Устава ООН, которая предполагает применение различных санкций, вплоть до силовых, против страны-нарушителя. Постоянный представитель Великобритании в ООН Александр Кадоган, конечно, не мог согласиться с такой формулировкой. Смысл его выступления сводился к тому, что характер режима в любом государстве, согласно уставу ООН, является вопросом его внутренней компетенции, за исключением случаев, когда его политика представляет угрозу миру и безопасности других государств, а доказательств таких действий Испании польский представитель не привел²⁴. В итоге 29 апреля 1946 г. была принят австралийский проект резолюции, предполагавший создание подкомитета из пяти членов Совета безопасности для изучения испанской политики на предмет ее угрозы безопасности и миру²⁵. 26 июня по результатам бурного обсуждения доклада подкомитета была принята новая резолюция, согласно которой ситуация в Испании должна была остаться под постоянным наблюдением Совета²⁶.

Заметим, что А.Кадоган, бывший в 1938—1945 гг. постоянным заместителем министра иностранных дел, пользовался огромным авторитетом в Форин-офис и лично у Бевина, придерживавшегося в испанском вопросе той же позиции, что и кадровые сотрудники министерства. Эта позиция была сформулирована все в той же беседе с Маллетом и сводилась к тому, что британское правительство подписывало устав ООН, полагая, что «обязанностью Совета Безопасности является поддержание высокого уровня справедливости для предотвращения войн, а не для того, чтобы стать объектом презрения, будучи платформой для пропаганды, которая и ведет к разжиганию войны». Поэтому, для того чтобы Совет соответствовал своему высокому статусу, «он должен, несмотря на всю нелюбовь к Франко, исходить из того, что вопрос об испанском режиме лежит вне компетенции ООН, поскольку нет никаких доказательств, что франкистская Испания представляет угрозу для своих соседей»²⁷.

Тем не менее Великобритания поддержала резолюцию Генеральной Ассамблеи, принятую 12 декабря 1946 г. В соответствии с ней: 1) Испании воспрещалось членство в специализированных учреждениях ООН; 2) если в течение разумного промежутка времени в Испании не было бы учреждено правительство, сформированное на основе выборов, то Совет Безопасности ООН должен был рассмотреть возможные меры для исправления ситуации; 3) всем членам ООН рекомендовалось отозвать из Мадрида глав своих дипломатических представительств²⁸. Как объяснял Бевин в августе 1950 г. в меморандуме кабинету министров, главная причина поддержки Великобританией данной резолюции заключалась в стремлении не допустить принятия еще более радикального документа. При этом Великобритания сохраняла оговорки относительно пункта второго, а третью рекомендацию об отзыве послов считала поспешной²⁹.

В последующие два-три года политика правительства Эттли по проблеме Франко не претерпела, по крайней мере внешне, серьезных трансформаций и выглядела скорее пассивной или выжидательной. Одним из факторов, влиявших на подобную позицию, были данные разведки о ситуации в Испании. Так, в январе 1947 г. Объединенный разведывательный подкомитет подготовил меморандум о возможном развитии событий в этой стране. Согласно документу, положение Франко было довольно прочным, его поддерживали армия и большинство населения, которое опасалось возобновления гражданской войны в случае прихода к власти иных сил. Возможность создания в ближайшей перспективе альтернативного правительства, способного поддерживать порядок, представлялась маловероятной. Эффект от давления ООН оценивался как негативный, поскольку внешнее воздействие способствовало консолидации общества и укреплению позиций каудильо³⁰.

Однако в условиях набиравшей обороты холодной войны позиция Запада начинает заметно меняться. Инициативу в свои руки взяли США. Уже в октябре 1947 г. Отдел политического планирования во главе с Джорджем Кеннаном подготовил документ под названием «Политика США в отношении Испании». Главная рекомендация сводилась к необходимости немедленно поменять курс и начать нормализацию политических и экономических отношений с режимом Франко»³¹. 30 марта 1948 г. палата представителей американского конгресса проголосовала за поправку конгрессмена Элвина О’Конски, предусматривающую включение Испании в План Маршалла. Только под влиянием единодушного протеста правительств стран Западной Европы сенат не поддержал резолюцию нижней палаты, и Испанию не включили в итоговый вариант закона о Помощи иностранным государствам, а окончательное решение этого вопроса было предоставлено участникам программы получения экономической помощи США³². Возможное участие Испании в Плане Маршалла вызвало эмоциональную реакцию в Великобритании и заставило Бевина публично выразить озабоченность американской стороне³³. В ходе заседания консультативного совета стран — участниц Брюссельского договора он заявил, что за все время своего нахождения на посту министра иностранных дел не может припомнить столь яростной и однозначно негативной реакции всех британских политических партий, как в данном случае³⁴.

В апреле 1949 г. состоялось подписание Североатлантического договора. Испанию не пригласили присоединиться к НАТО исключительно по политическим соображениям, хотя оговаривалось, что она, как и Западная Германия, может быть принята в организацию в свое время. С военной точки зрения Испания была исключительно важна для западного блока. Аргументы британских военных изложены в ряде документов, подготовленных на рубеже 1940—1950-х годов. Так, Комитет начальников штабов в июне 1950 г. констатировал, что «военные преимущества включения Испании в НАТО в долгосрочной перспективе перевешивают недостатки… Мы полагаем, что формулируя нашу политику в отношении Испании на ближайшее будущее, мы должны держать в голове желательное членство Испании в НАТО в конечном итоге»³⁵. Следующий доклад Комитета был подготовлен уже в разгар войны в Корее, когда британские военные полагали, что новая мировая война может начаться в конце 1952 г. В противостоянии с СССР важность Испании заключалась в географическом положении, запасах сырья и ее собственном военном потенциале. Военное руководство пришло к выводу о необходимости в краткосрочной перспективе найти некую форму ассоциации Испании с западной оборонительной системой. Однако в полном объеме их объединение могло быть осуществлено только в долгосрочной перспективе, когда Испания войдет в НАТО. Поскольку на тот момент это было невозможно, единственно возможным вариантом действий признавалась поддержка испанско-американского сближения в военной сфере³⁶.

Большинство в политическом руководстве Великобритании разделяло точку зрения военных. Министр обороны Эмануэл Шинвелл писал Эрнсту Бевину, что улучшение морального настроя в Европе в отношении Испании сделает ее желанным членом НАТО. Имея это в виду, необходимо было начать работать над формированием соответствующего общественного мнения³⁷. Действительно, главным препятствием на пути нормализации взаимоотношений было негативное отношение к Франко, преобладавшее в Великобритании, в том числе в Британском конгрессе тред-юнионов и среди рядовых членов лейбористской партии. Приходилось учитывать непопулярность диктатуры и в других европейских странах, особенно скандинавских. Поэтому даже в условиях начавшейся открытой холодной войны британское правительство полагало лучшей тактикой избегать публичного обсуждения испанской темы. Когда же этого не удавалось добиться, действия Великобритании сводились главным образом к недопущению принятия более жестких резолюций против Испании в ООН. Так было, например, в мае 1949 г., когда Генеральная Ассамблея отклонила польское предложение об усилении ограничительных мер против режима Франко. Тогда же провалилось и предложение дать членам ООН свободу действий в их дипломатических отношениях с Испанией. При голосовании немного не хватило до необходимых 2/3 голосов³⁸. Это уже позволяло говорить о заметном изменении отношения к иберийскому государству среди большей части стран — членов ООН.

Под влиянием наметившихся новых тенденций в лейбористском правительстве начинают обсуждать возможность отказа от прежнего курса относительно Испании и вероятные последствия политического и военного сближения с ней. Первым внешним проявлением такого подхода стала британская позиция по испанской проблеме в ООН. Великобритания до 1950 г. воздерживалась при голосовании по вопросу о возвращении глав дипломатических миссий в Мадрид и допуске Испании в специализированные структуры ООН. Однако в ноябре 1950 г. она поддержала новую резолюцию Генеральной Ассамблеи об отмене рекомендации по отзыву дипломатических представителей из Мадрида³⁹. Это свидетельствовало об изменении официальной позиции по резолюции 1946 г, однако формально подход к режиму Франко оставался прежним. Причины здесь были не в нежелании его сменить, а политические. Об этом наглядно свидетельствуют два подробнейших меморандума, подготовленных в Форин-офис в 1950 и 1951 гг. Первый подписан Бевином, второй — сменившим его на посту министра иностранных дел 9 марта 1951 г. Гербертом Моррисоном.

По определению самого Бевина в 1945—1950 гг. британская политика сводилась «к остракизму Франко насколько позволяли наши экономические интересы в надежде, что он сам отойдет от власти или будет отстранен». Бевин полагал, что подобный подход западных стран только способствовал усилению позиций диктатора внутри страны, поскольку он получил возможность позиционировать себя в качестве защитника народа от внешних врагов. Бевин был уверен, что подобная политика в отношении Испании была неверна и с точки зрения долгосрочных интересов Великобритании, поскольку, например, такие фирмы, как «Vickers Armstrongs Ltd.» и «Rolls-Royce Ltd.», могли потерять прибыльный бизнес и из соображений консолидации Запада в целом. Глава Форин-офис считал, что невключение Испании в Организацию европейского экономического сотрудничества (Organization for European Economic Cooperation, OEEC) имело негативные последствия для восстановления всей Европы, а самой иберийской стране грозило сохранением условий для распространения коммунизма. Весьма показательно замечание Бевина относительно сотрудничества в военной сфере: «В то время, когда Западу все очевиднее угрожает опасность борьбы за существование с Россией, нелогично исключать из западного фронта державу, чей режим, хотя и ужасный и даже фашистский, определенно не той категории, что в СССР»⁴⁰.

Бевин полагал, что западные страны, особенно Великобритания, США и Франция должны осознать реальность внутриполитического положения в Испании и изменить свою политику. Добиваться смещения Франко — ошибочное средство для достижения цели, которая должна заключаться в либерализации режима таким образом, чтобы Испания вновь смогла занять подобающее ей место среди стран Запада. Союзники полагали, что эта цель может быть достигнута смещением Франко. Они потерпели в этом неудачу, и стало очевидно, что простого устранения каудильо недостаточно. Требовалось создать условия для формирования альтернативной формы правления. Ни монархисты, ни республиканцы не были в состоянии сформировать правительство. Реальными же альтернативами существовавшему режиму на тот момент, по мнению британского министра, были другая военная диктатура или хаос⁴¹.

Сам Бевин, несмотря на понимание необходимости изменения «испанской» политики, не высказался однозначно в пользу этого шага. В меморандуме приведены и аргументы противников отказа от политической изоляции Франко. Очевидно, что опасения негативных последствий как внутри страны, так и за рубежом вынуждали главу Форин-офис быть очень осторожным и побудили его передать вопрос на рассмотрение кабинета министров. В ходе заседания кабинета 6 сентября 1950 г. Бевин отметил, что не дает каких-либо рекомендаций, поскольку по сути это — политическая проблема. Итогом дискуссии стало решение кабинета не производить изменений в политике в отношении Испании⁴².

Следующий документ по Испании был подготовлен уже Г.Моррисоном в разгар войны в Корее в июне 1951 г. К тому времени США активно вели переговоры с Франко о военном сотрудничестве, и меморандум Моррисона в значительной степени был посвящен возможной реакции Великобритании на американскую политику. Новый министр иностранных дел, как и его предшественник, подчеркивал политический характер проблемы: «Если бы не идеологические и политические вопросы, Испания уже бы была включена в НАТО. Это дело, где идеологические соображения не находятся в гармонии с требованиями обороны». Основную озабоченность Моррисона вызывали возможные последствия для Великобритании двустороннего испанско-американского сближения. Он полагал, что полное устранение от этого процесса нанесет вред британским экономическим, а также стратегическим интересам, под которыми понимал контроль за коммуникациями в западном Средиземноморье и восточной Атлантике. Заметим, что подобной же точки зрения придерживался и британский посол в Испании Джон Бальфур⁴³. По мнению Моррисона, наилучшим курсом для Великобритании была бы поддержка американо-испанского двустороннего урегулирования и по возможности более тесная ассоциация с ним. Однако в случае политических осложнений министр допускал попытку совместного с Францией оказания давления на США с целью убедить их отказаться от политики сближения с Франко⁴⁴. Обсуждение меморандума на заседании кабинета было весьма бурным. Первый лорд Адмиралтейства Фрэнк Пэкенхэм, граф Лонгфорд, высказался в пользу включения Испании в систему западноевропейской обороны. С его точки зрения, военные аргументы в пользу этого были очень сильны, а политические возражения, возможно, переоценены. Однако в целом кабинет занял осторожную позицию и призвал министра иностранных дел информировать правительство США об оппозиции Великобритании курсу на более тесную ассоциацию Испании с оборонительной системой Западной Европы⁴⁵.