«…Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте...»

М.В. Ломоносов

Одно из событий, произошедших в 1902 г. в далекой Южной Америке, парадоксальнейшим образом оказалось связано с эпохальным сдвигом в другой части нашей планеты, и это напомнило фразу американского писателя Нассима Николаса Талеба: «Взмах крыльев одной-единственной бабочки в Нью-Дели может быть причиной урагана в Северной Каролине, пусть даже этот ураган произойдет двумя годами позже»¹.

«Объятие в проливе»

Знаменательным днем 15 февраля 1899 г. в чилийском портовом городе Пунта-Аренасе на самом юге южноамериканского материка произошло событие, несправедливо обойденное вниманием историков. Неудивительно, ведь по понятиям, которые отчасти сохранились до сегодняшнего дня, судьбы мира решаются где угодно, но только не в Латинской Америке. В тот день на палубе чилийского крейсера «O'Higgins» встретились и крепко, по-мужски обнялись президенты Чили — Федерико Эррасурис (1896—1901) и Аргентины — Хулио Рока (1880—1886, 1898—1904). Эта встреча была поистине беспрецедентной: на фоне всеобщего вооружения всех и вся ее итогом стало первое не декларативное, а реальное сокращение вооружений! Причем, произошло это за 20 лет до того, как тем же самым решили заняться еще не остывшие от мировой войны «великие державы» («Вашингтонские соглашения», 1922 г.).

Успешно завершив освоение «целинных земель» Патагонии, Аргентина взялась уточнять границы с Чили в районах южных проливов: Магелланова, Бигль и Дрейка, Огненной Земли и мыса Горн. Дело это оказалось непростое*, ведь на кону стояли транзит из Атлантики в Тихий океан и обратно, ну и, как всегда, вопросы национальной гордости. Несколько арбитражных решений, вынесенных в 1881—1896 гг., так и не смогли разрядить отношения между двумя странами. А в 1898 г. к старым спорам добавился новый — в районе пустыни Атакама.

Казалось, что апробированная в Европе формула Карла фон Клаузевица — «война — это продолжение политики другими средствами» — возьмет верх и здесь. Тем более что военно-морские арсеналы Аргентины и Чили, уступавшие аналогичным арсеналам «великих держав», по южноамериканским меркам были довольно внушительны. После убедительной победы, достигнутой Чили во Второй Тихоокеанской войне 1879—1883 гг. (в немалой степени за счет морских баталий!), ее флот к концу 1880-х годов был, пожалуй, сильнейшим в обеих Америках. Забавно, что когда в ту войну задумали вступить США, они обнаружили, что их флот «не дотягивает» до ВМС южноамериканской страны².

В годы правления президента Хорхе Монтта (1891—1896), имевшего, что немаловажно, адмиральский чин, чилийцы докупили к уже имевшимся кораблям три новых крейсера и десять миноносцев. Аргентина, готовившаяся отстаивать свои права, не пустила дело на самотек, а ответила своими четырьмя крейсерами и шестью миноносцами³. Дальше — больше. Буэнос-Айрес дополнил свой заказ двумя еще более продвинутыми крейсерами, а Сантьяго ушел в прорыв и заказал в Англии постройку двух быстроходных броненосцев с орудиями 11-дюймого калибра. В ответ на это Аргентина тут же решила оснастить свой флот броненосцем водоизмещением в 15 тыс. т и с орудиями 12-дюймового калибра. Механизм «дилеммы безопасности»* включился на полную, и, казалось, его было уже не остановить…

В развитие достигнутых устных договоренностей 28 мая 1902 г. министры иностранных дел Чили и Аргентины Хосе Вергара Доносо и Хосе Антонио Терри подписали договоренности, которые получили название «Майские пакты». Они включали: Предварительный акт, по которому обе стороны провозглашали «полный и окончательный отказ от территориаль-ной экспансии»; Договор об арбитраже, где в качестве посредников для окончательного урегулирования территориальных вопросов избирались Великобритания и Швейцария; и Соглашение об ограничении морских вооружений, по которому Аргентина и Чили обязались не вводить в строй новые корабли, уменьшить свои эскадры до состояния полной равноценности и не увеличивать военно-морские вооружения в течение пяти лет⁴.

Благодаря «Объятию в проливе» Южная Америка останется в стороне от гонки вооружений. «Майские пакты» сыграют свою роль и после окончания пятилетнего моратория на развитие аргентинского и чилийского флотов. В это время гонка военно-морских вооружений между «великими державами» выйдет на новый уровень в связи с постройкой на английских верфях «Dreadnought»*. В Южной Америке невольным застрельщиком теперь уже «дредноутной гонки» станет Бразилия⁵. Но созданный в 1902 г. позитивный прецедент и в этот раз предотвратит большую войну в регионе. Вслед за соглашением Рио-Бранко — Каркано в 1909 г., по которому Бразилия и Аргентина отказались от приобретения двух уже построенных для них (соответственно, в Англии и США) дредноутов, на аналогичный шаг пойдет и Чили. Но это, как говорится, уже совсем другая история...

«Гарибальдийцы»

Развитие военного кораблестроения — это, пожалуй, одно из наиболее красноречивых свидетельств борьбы с консерватизмом и косностью человеческой мысли, которая способна на нешаблонные и прорывные решения только в ходе войн, стихийных бедствий и прочих чрезвычайных ситуаций. Лишь единицы, гении своего дела, могут предлагать что-то принципиально новое в относительно спокойные времена, когда над остальными «не каплет». И далеко не факт, что эти остальные готовы предоставить гордым гениям-одиночкам искомую свободу рук. Одним из таких гениев был итальянский кораблестроитель адмирал Бенедетто Брин (1833—1898), автор проекта «Garibaldi» — броненосного крейсера, который явно опередил свое время. Б.Брину повезло. Востребованность нового в те годы витала в воздухе. Но, как это часто бывает в человеческих коллективах, сущности продолжали множиться сверх необходимости, а для внедрения нового качества не хватало смелости отказаться от старого. В этом случае требовался более или менее радикальный «катарсис» — война.

Современные международные отношения (отвлечемся на время от корабельной тематики), перегруженные обилием всяческих структур, организаций, институтов, правительственных и неправительственных фондов, комитетов, подкомитетов и комиссий, при их очевидной неспособности улучшить состояние мировой политики тоже — увы! — напоминают обремененный архитектурными излишествами броненосец или крейсер начала прошлого века. А международное право? Разве оно не похоже на бесконечную путаницу ходов и лазов в корабельном чреве, которые «свободно» перекрещиваются друг с другом и слишком часто ведут в тупик? В нем стало так же легко изыскать способ его обойти, как, например, заложить взрывчатку в улиточных изгибах корабельных коммуникаций. От многих отечественных и зарубежных исследователей уже не раз доводилось слышать прямые или завуалированные заявления о том, что расчистить «авгиевы конюшни» современной политики поможет только большая война*.

Кажется, вот-вот взорвется что-то там в трюме, нарушится метацентрическая высота, и огромный корабль, перевернувшись вверх килем, пойдет на дно… Не дай Бог! После такого утверждать новые показатели «прогресса» будет некому. Броненосные крейсера проекта Брина стали расходиться с верфей «Gio. Ansaldo & C.» и «Orlando», как горячие пирожки. Родоначальника серии — «Garibaldi» — в 1895 г. купила Аргентина, за ним последовали «San Martín» (1897), «General Belgrano» и «Pueyrredón» (1898). Эти последние, чуть было не получившие русские имена, оставались в составе ВМС южноамериканской страны вплоть до конца 20-х годов ХХ в. Но самая трагичная (или трагикомичная?) судьба из всей пятерки первого «помета» постигла «Cristóbal Colón», который в 1896 г. был продан Испании.

Сражение при Сантьяго-де-Куба

В отсутствие самолетов и ракет военно-морские флоты конца XIX — начала ХХ в. были своеобразным «стратегическим оружием», проецируя мощь той или иной «великой державы» далеко за ее пределы. К тому же «демонстрация флага» за рубежом, как тогда, так и сейчас, была важным признаком международного значения государства. Степень его «величия» определялась даже не столько уровнем развития экономики или наличием обширных колоний, сколько существованием крупного военно-морского флота. Например, Испания, имевшая многочисленный, хотя и устаревший, разбросанный по морям-океанам флот, к моменту начала войны с США (1898 г.) все еще считалась «великой державой», в то время как обладавшие не менее крупными колониальными владениями, но имевшие весьма скромные флоты Португалия и Нидерланды — уже нет.

Расположившись полукругом перед выходом из бухты Сантьяго в открытое море, эскадра американского адмирала Уильяма Симпсона (четыре броненосца, два крейсера) терпеливо ожидала эскадру испанского адмирала Паскуаля Серверы⁶ в составе четырех броненосных крейсеров и двух миноносцев. Приказа «выходить по одному» от У.Симпсона не поступало, но это было и не нужно: П.Сервера больше не мог оставаться в Сантьяго, а выход из бухты не давал ему пространства для маневра. Один за другим под огнем американцев горели и выбрасывались на рифы крейсера испанской постройки — флагманский «Infanta Maria Teresa», «Almirante Oquendo» и «Vizcaya». Помимо проблем с механизмами и артиллерией они имели серьезные недостатки бронирования. Через короткое время большинство орудий на испанских кораблях было выведено из строя в результате попаданий или близкого разрыва американских снарядов, а также охвативших их палубы пожаров. Лишь один «Cristóbal Colón» — «гарибальдец» конструкции Бенедетто Брина — смог, пользуясь удачной системой бронирования и преимуществом в скорости, вырваться из гавани, не получив заметных повреждений, и начать отрываться от преследовавших его американских кораблей.

Но… Спеша поскорее отправить в поход эскадру «беспокойного» Серверы, испанские адмиралы «забыли» (!) снабдить новейший крейсер его главным оружием — двумя десятидюймовыми орудиями в башнях на носу и корме, оставив корабль недовооруженным больше чем наполовину. Предполагалось, что свои штатные пушки «Cristóbal Colón» получит в Гаване, а пока ему пришлось идти на прорыв, зияя пустыми глазницами башен*.

Роковая ошибка

«Майские пакты» 1902 г. высвободили аргентинские и чилийские корабли, казалось бы, в самое «подходящее» время — когда в них больше всего нуждались. То есть, нуждались-то практически все, так как спрос на орудия убийства существовал всегда, а в эпоху «классического империализма» — и подавно. Но больше всех в них нуждались Япония и Россия, вот-вот готовые вступить на тропу войны.

«Страна восходящего солнца» буквально «с руками» оторвала аргентинских «гарибальдийцев» — «Bernardino Rivadavia» и «Mariano Moreno», заплатив южноамериканской республике по 15 млн иен (около 760 тыс. фунтов стерлингов) за каждый. Крейсера стоили этих денег: они несли по четыре восьмидюймовых орудия, установленных в башнях попарно, по десять 6-дюймовых, и каждый был защищен толстой броней. По свидетельству аргентинского историка Карлоса Мануса, сделку спешно «провернул» посланник Японии в Рио-де-Жанейро Камаичи Хоригучи, тайно прибывший в Буэнос-Айрес. Он добился аудиенции у президента Рока и министра иностранных дел Драго и сумел переломить оппозицию военно-морского министра Онофре Бертбедера (как и все военные, тот не хотел расставаться с любимыми игрушками). «Россия, — пишет К.Манус, — тоже проявила интерес к покупке крейсеров, но аргентинское правительство под влиянием Англии, которая поддерживала Японию, сделало выбор в пользу последней»⁷. То есть аргентинцы даже не поторговались?! Странно… А если бы Санкт-Петербург предложил больше? Но нет. Деньги не имели решающего значения. Не будем забывать, что именно Англия была выбрана посредником в урегулировании аргентинско-чилийского спора, от решения которого зависели судьба «Майских пактов» и заключивших их президентов.

Теперь становятся понятны слова, которые ставились в вину начальнику Главного морского штаба (ГМШ) вице-адмиралу Зиновию Петровичу Рожественскому — будущему «мученику Цусимы». На вопрос о том, почему накануне войны Россия «осталась с носом», он лаконично ответил: «Эти корабли нам не подходят». Да, в 1903 г. еще существовала иллюзия, что Япония «не посмеет» напасть*, и что спор с ней вокруг Кореи и Манчжурии удастся решить миром. К тому же в ГМШ не было уверенности в том, что купи мы аргентинские крейсера, англичане нам в отместку не перепродали бы Японии новые броненосцы «Constitución» и «Libertad», построенные ими для Чили.

Что изменилось? С неожиданным для России началом войны* все встало на свои места. Обнаружилась роковая ошибка, допущенная российской дипломатией, которая традиционно со времен Крымской войны и Парижского мира ориентировала нашу страну на перспективу неизбежной войны с Англией. Для этого в России, начиная с 1889 г., строились крупные океанские крейсера-рейдеры, способные блокировать торговые пути «Владычицы морей» и наводить ужас на охраняющие их, количественно почти не поддающиеся учету, английские легкие крейсера. «Набеговая» стратегия (а иной в борьбе с «владычицей» просто и быть не могло) предполагала создание флота из больших относительно быстроходных кораблей с увеличенной дальностью плавания. Но боевой корабль — это всегда вынужденный компромисс. Крейсера-рейдеры имели слишком слабое бронирование и вооружение для участия в эскадренном сражении с броненосцами и «настоящими» броненосными крейсерами. В этом они с трудом могли тягаться с детищами Брина, построенными по принципу «и швец, и жнец…».

Стратеги из МИД и ГМШ почему-то «забыли», что Англия крайне редко вела войну своими руками, а особенно — с Россией, предпочитая подставлять вместо себя кого-то третьего (Турцию, Персию, снова Турцию, Францию, Японию, Германию). Заключив 30 января 1902 г. беспрецедентное союзное соглашение с Японией сроком на пять лет, она взялась оказывать разнообразную материальную, дипломатическую и логистическую помощь своей новой союзнице в войне с Россией. А о том, что война с Россией на Дальнем Востоке давно стояла в планах Уайтхолла, говорила постройка им для Японии за неполные пять лет (с 1896 по 1901 г.) — практически с нуля — нового флота из шести мощных броненосцев. Ситуация для России коренным образом изменилась. Уж лучше бы ей было столкнуться с Англией напрямую. Российским океанским крейсерам-рейдерам пришлось теперь работать «не по профилю»**: одни оказались намертво привязаны к крепости Порт-Артур, другие — к Владивостоку. И тут, и там они гибли под огнем осадной артиллерии и мощных орудий японских броненосцев и броненосных крейсеров. Для продолжения войны с коварным и, как вдруг выяснилось, умелым и упорным противником, крайне не хватало «серьезных» кораблей. А добыть таковые, учитывая скаредность европейцев, можно было лишь в южноамериканских республиках.

«Дело о покупке»

«Дело о покупке» «экзотических» крейсеров, как неофициально стали именовать их в русском флоте, хранится сегодня на полках Российского государственного архива военно-морского флота в Санкт-Петербурге (РГАВМФ). Одного вида объемистых томов достаточно, чтобы понять: да, усилия (и средства) были потрачены немалые. Покупка «экзотических крейсеров» могла бы ускорить отправку на помощь Порт-Артуру эскадры кораблей Балтийского флота, позволив отказаться от включения в нее устаревших или неготовых боевых единиц. «Южноамериканцы» могли бы усилить ее почти в полтора раза, причем за счет броненосных крейсеров, которых России недоставало.

Можно долго перечислять различные варианты непрямой покупки Россией этих кораблей через частные фирмы под гарантии госструктур различных стран. К переговорам в качестве стран-гарантов пытались привлекать Францию, Турцию, Грецию и Болгарию, но всякий раз, когда речь касалась «чисто конкретного» — передачи денег в обмен на корабли, все срывалось. «Какая вакханалия происходила вокруг вопроса о покупке этих судов — трудно описать: кто только не был причастен к этому делу!» — отмечал исторический источник. «Ухватить все нити, понять все махинации и не попасть впросак — была задача нелегкая. Переговоры велись все с новыми и новыми агентами, и у каждого из них дело оказывалось вернее, чем у всех других»⁸.

Но почему сорвалась сделка? Аргентина и Чили отказались от посредничества Венесуэлы на том основании, что эта республика «не имеет ни повода, ни средств для столь грандиозного приобретения»⁹. Действительно, подобная сделка не могла не вызвать подозрений, однако по сообщениям из дипломатических и военно-морских источников причиной был нажим со стороны Англии. При этом наиболее непримиримую позицию в отношении продажи своих крейсеров заняла Аргентина. Очевидно, это объяснялось не только ролью Великобритании в аргентинско-чилийском споре, но и сложными перипетиями англо-аргентинских отношений в связи с Фолклендскими (Мальвинскими) островами.

Ненавидевший адмирала Рожественского инженер-механик «Орла», большевик Владимир Полиевктович Костенко считал «маловероятным», чтобы «южноамериканские республики при настоящей политической ситуации пошли на риск серьезных дипломатических неприятностей с Англией, от которой они находятся в тяжелой экономической зависимости». «Отсюда, — продолжал он, — становится понятным то раздражение, которое вызывает у адмирала (Рожественского. — Б.М.) простое упоминание об этих крейсерах, покупку которых он сам сделал невозможной»¹⁰. Отсутствие всякой логики в этих словах говорит само за себя.

Проклятье неиспользованных шансов

7 января 1904 г. военно-морской агент Аргентины в Италии капитан первого ранга Мануэль Домек Гарсиа передал символические «ключи» от новых японских кораблей («Mariano Moreno» отныне стал называться «Ниссин», а «Bernardino Rivadavia» — «Касуга») в руки военно-морского атташе Японии, и уже через два дня они отбыли из Генуи на Дальний Восток. Британские ВМС брали на себя задачу их сопровождения и снабжения на всем этом долгом пути. 1 января 1904 г. «Ниссин» и «Касуга» встали на якорь в Порт-Саиде.

Сначала затянувшийся ремонт котлов «Осляби», потом буксировка им неприспособленных к длительным переходам и постоянно ломавшихся миноносцев привели к тому, что «не торопясь, поспешая», отряд А.А.Вирениуса пришел в Порт-Саид на два месяца позже! Неспешность и вальяжное поведение России перед началом войны с «какой-то там Японией» скоро выйдут ей «боком», но в тот день, согласно мнению историка военно-морского флота Рафаила Михайловича Мельникова, для русских «неожиданно возникла очень благоприятная ситуация». «Вести бой японские корабли были неспособны, вряд ли они имели боеприпасы, и по слухам, перегонным командам в случае угрозы со стороны русских предписывалось затопить корабли. Вирениус мог взять на себя инициативу и неотступно следить за японскими крейсерами, чтобы при обострении отношений захватить или потопить их. Даже простое их конвоирование являлось верной гарантией того, что пока «Ниссин» и «Касуга» останутся под прицелом русских пушек, Япония войну не начнет (курсив мой. — Б.М.). Все средства были для этого налицо»¹¹.

Цусимская трагедия тяжким бременем легла на Россию. «Наш царь — Мукден / Наш царь — Цусима / Наш царь — кровавое пятно», — писал Константин Дмитриевич Бальмонт. Удар по вертикали власти вызвал Первую русскую революцию, все остальное хорошо известно. Сейчас хотелось бы немного «осовременить» эту тему, поставив дискуссионный вопрос: почему бы по аналогии с Крымской нам не назвать Русско-японскую войну «Дальневосточной»? Ведь аналогия прослеживается не только между двумя героическими оборонами — Севастополя и Порт-Артура. А потеря большей части флота, а утрата Россией своих международных позиций, а глобальные внутриполитические сдвиги, наконец? Да и по числу участвовавших (неважно, прямо или косвенно) стран, Русско-японская не уступает Крымской кампании. Взять хотя бы США, без устали финансировавшие через банк «Kuhn, Loeb & Co.» (под управлением Якоба Шиффа) империю микадо, заключившие соглашение Тафта — Кацура о передаче Порт-Артура Японии задолго до его падения. Суть этой политики наиболее откровенно выразил президент Теодор Рузвельт (1901—1909), заявивший: «Япония ведет нашу игру»¹². Президент США стал спонсором позорного Портсмутского мира, который закрепил поражение России. Поражения, которого вполне могло и не быть*. 

Наконец, об особой роли южноамериканцев. Вот что по горячим следам писал тогдашний министр иностранных дел Аргентины Эстанислао Северо Себальос: «Судьба аргентинских крейсеров — следствие нашей неправильной международной политики. Они были проданы Японии во время второго срока президента Х.Рока, чтобы избежать войны с Чили и приступить к урегулированию нашего с ней территориального спора. Но ограничив флот в отношении Чили при отсутствии аналогичного соглашения с Бразилией, мы подвергли угрозе собственную безопасность. На самом деле «Майские пакты» были следствием дипломатического нажима со стороны Лондона. Он воспользовался романтическими иллюзиями Бартоломео Митре*, давшего себя увлечь далекими от реальной жизни идеями пацифизма. На примере этих соглашений мы — в который раз — убедились, что, если у Аргентины и были международные отношения, то международная политика как таковая отсутствовала»¹³.

Аргентину и Чили следует считать хоть и второстепенными, косвенными акторами «Дальневосточной войны», однако полностью игнорировать их влияние на ее начало, развитие и итоги, по нашему мнению, нельзя. Продажа Аргентиной Японии «Bernardino Rivadavia» и «Mariano Moreno», осуществленная под нажимом Лондона, нарушила зыбкий баланс сил, сложившийся в российско-японских отношениях к концу 1903 г. Тот факт, что Россия планировала пополнить свою Тихоокеанскую эскадру четырьмя новыми броненосцами к 1905 г., подтолкнул японский кабинет, долгое время колебавшийся в выборе между переговорами и войной, к вероломному нападению на Порт-Артур в феврале 1904 г. Отказ (а сознательную обструкцию, наверное, следует считать отказом) Аргентины и Чили продать России «экзотические» крейсера уже в ходе военных действий при прочих равных условиях можно было бы также поставить им в «счет», разумеется, с учетом того, что рука «коварного Альбиона» обнаруживала свое присутствие и здесь. Однако главная причина цусимского разгрома — это, все-таки, не отсутствие «экзотических» крейсеров в составе эскадры, а совершенно иные реалии. И здесь привлекает внимание мнение российских авторов обзорной монографии о Русско-японской войне, которое хочется выделить жирным шрифтом: «Полная правда в отношении этих событий, думается, еще впереди»*¹⁴.

В заключение стоит отметить, что в политике, как и в физике, действует эффект сообщающихся сосудов. И если парадоксальное утверждение «мир — это война», принадлежащее Джорджу Оруэллу, появилось недавно, это не значит, что сия горькая правда нигде и никому не открывалась ранее. Мир, достигнутый в Южной Америке путем отказа от гонки вооружений, всего лишь отодвинул войну на Дальний Восток. Оттуда через несколько лет война затопит своей грязной водой всю Европу. Если искать аналогии в современности, то вот ситуация, когда простой отказ от целого класса ядерных вооружений — ракет средней дальности (люди постарше должны помнить всеобщую эйфорию по этому поводу) обернулся угрозой появления еще более опасных и смертоносных «изделий» того же класса у наших границ. Тогда, может быть, не стоит копья ломать, и, значит, вечно правы римляне с их немеркнущим слоганом «Si vis pacem — para bellum»?** Ну, или это действительно истина на все времена, и на этом можно поставить точку, или людям пора, наконец, радикально поменять свои представления о способах обеспечения безопасности. А для этого им стоит начать задумываться об изменении менталитета.